Авшаров юрий михайлович, Скончался Юрий Авшаров
Впрочем, она, может быть, виднее в его чтецких программах. С образцом человеческой светлости, умной доброты, весёлой мужественности, могучего таланта, творческой безоглядности и художнической мудрости. Режиссерская работа в Московском театре Сатиры:. Работа в качестве чтеца-мастера художественного слова :.
Творческая система Михаила Чехова — то, что позволяет Авшарову каждое занятие со студентами Щукинского училища, где он преподает уже долгие годы, превратить в уникальный эксперимент со временем, реальностью и пространством. К летию со дня рождения Юрия Авшарова телеканал «Культура» представил программу из цикла «Эпизоды» 23 декабря в Александр Битаров,осетинская студия,последний курс Ю. Авшарова "Человек такое дивное существо,что никогда не можно исчислить вдруг всех его достоинств, и чем более в него всматриваешься, тем более является новых особенностей" Н.
Гоголь "Невский проспект. Он приехал в качестве худ. Он был не один, с ним приехали на творческие туры педагоги"щуки" Р. Овчинников мастерство актера и А. Трунаева педагог по русскому языку. Мы, абитуриенты, были в ожидании приезда педагогов комиссии , волновались, переживали, ведь московские педагоги. Мы ожидали увидеть важных из себя, строгих, надменных, недоступных на общение представителей столичного образования. Мы обманулись, скромные, простые, доступные, они казалось забыли переодеться с дороги.
Ведь мы ожидали увидеть их в "официозе" в "строгих" классических костюмах и галстуках, признаться, мы даже как-то были разочарованы такой простотой, их доступностью, но как было сказано выше - мы обманулись и на этот раз. За внешней простотой мы начинали угадывать богатое внутреннее содержание - "жизнь человеческого духа", в Ю.
Горький "Мои университеты" ;- ,такой простотой отличаются, как правило, деревенские мужики, которые, казалось , рождены самой природой, неиспорченные мегаполисом с парами и ядами интриг и нездоровой конкуренцией, с этим жестоким или жестким городом, где все "серо"несмотря на яркие огни "глупых" светофоров, уверовавших в то, что они могут подчинить своей воле, не менее глупых пешеходов и автолюбителей, это всего лишь передышка на пути к "великим подвигам и свершениям".
Однако не замечать всего этого он не мог. Как истинного художника, его отличала высокая наблюдательность, отсюда и вытекает его "чувство правды" на сцене и в работе со студентами, и чем больше он замечал горькую действительность, со всеми правдами и неправдами, тем больше уходил он в свои думы и размышления, внутренние противоречия, что потом приводило к извержению вулкана.
Не скажу, что он сразу покорил нас или наши сердца. Он как хороший актер держал интерес к своей особе до самого финала, держа аудиторию в постоянном напряжении, открывая все новые и новые грани своего богатого внутреннего мира. Интерес к нему не пропадал никогда, наоборот, все усиливался и усиливался. В работе он был просто переполнен страшной энергетикой, которой заразил нас всех.
Мы были увлечены. Он погружал нас, подобно Мефистофелю Фауста, в неведомом нам доселе миры, откуда не хотелось возвращаться. Это была фантастическая реальность! Это было здорово! Он любил раскрывать своих учеников, удивлять и казалось самый безнадежный студент в руках Ю. Его работы пед. Во время показов экзаменов все были в ожидании очередного чуда, все с нетерпением ждали увидеть нечто такое, что называлось у нас "ШКОЛОЙ" и он всегда оправдывал наши надежды. Это всегда было вкусно, оригинально, тонко, глубоко.
Отсюда и стремление студентов стать его учениками. Он давал ученику возможность поверить в себя и он ученик верил. Он не навязывал ученику свое мнение, видение только лишь потому, что он учитель, мастер. И это было так. Он остерегал нас от поспешных выводов, заставлял думать,"углубляться" в автора. Он превращал бессознательное автора в сознательное и сознательное ученика, в процессе анализа разбора произведения, в бессознательное на сцене, когда ты творишь на сцене не с холодным рассудком и умом а душой, когда тобой повелеваю , управляют.
Он был подобно богатой залежи на приисках, но в отличии от золотоискателя, нашедшего тайное место, нам, ученикам, хотелось поскорее поделиться со всеми нашей радостью. Потому, в отличии от некоторых моих однокурсников, я был разочарован вестью о том, что Ю. Это была бы катастрофа, катастрофа как для Ю.
Катастрофа для всей нашей актерской школы, для "Щуки"! К великому сожалению эта катастрофа нас не миновала. Мы были убиты вестью о кончине Ю.
Мы потеряли мастера своего дела, великого педагога. Как бы хотелось, чтоб сегодняшнее молодое поколение хоть чуточку было помазано его миром. Сколько было в нем житейской мудрости, сколько теплоты, как он был добр, как любил природу, с какой теплотой и любовью он отзывался о семье и о матери, как его все любили и как он мог сплотить вокруг себя не одно поколение творчески одержимых, уверовавших в себя актеров и актрис, как нам его всегда не хватало и как мы его потеряли!?
Он был достойным учеником своих учителей и достойным учителем для своих учеников. Учение Ваше живо, пока живы Ваши ученики!. Васильева В. Мне кажется, что мы сегодня очень счастливые люди. Редко бывает, чтобы был такой юбилей, чтобы мы встречались с человеком абсолютно, очень талантливым и абсолютно безукоризненно прекрасным.
Вы знаете, мне удалось прожить с ним в театре.. Так вот, я хочу сказать: конечно, удивительно, что можно в нашей жизни сохранить себя таким, каким, как он понимает должен быть человек. Это очень трудно, потому что театр это самое компромиссное учреждение, где, чтобы выживать надо где-то, что-то промолчать, иногда нужно сказать не то, что до конца чувствуешь или суметь скрыть то, что чувствуешь. То есть так много трудного и очень хочется оставаться честным человеком.
И иногда удаётся, иногда не удаётся. Но вот Юра — это такой человек, которого я всегда.. Я считаю, что ему в театре не всё было просто, но он во всём был с таким достоинством и с таким не скандальностью, он настолько выше этих непонятных для него.. А может и не козней, а просто вкусы разные смех.
Вот мы сейчас увидели, Юрочка, твою работу. Я вспомнила, как не странно, Остужева, потому что, если бы достались роли трагические.. Но, если б он сыграл истинно трагическую роль, мне кажется, мы снова вспомнили бы, что такое трагедия, потому что, если мы вспомним, как кричал Остужев: «Чёрен я! И какая-то высота. Это не только горе, которое находится вот здесь, а отчаяние, которое несётся в небо. И вот сегодня у Юры были…,во-первых, конечно, это понимание нашей профессии, это любование, это предположение, что мы можем всё сыграть, что нет старости — как я это узнаю..
Дело не в этом, я всё-таки хочу сказать, не о себе же я говорю, а о Юрочке. Я сыграла с ним совсем в молодости спектакль «Белый телефон».
Вроде как, буза, даже можно сказать плохонькая может быть пьеса, а может быть нет. Во всяком случае я там была чистая девушка, которая полюбила очень образованного человека Юрочку, я не помню имён. Я-то была Надя, а как тебя звали не помню.
Этот спектакль сняли. И когда мне говорят.. Я считаю, что это у меня были настоящие романы, потому что когда кончился этот спектакль, я плакала, Юрочка может даже и не видел, потому что мы домами не знакомы, мы только на сцене любили друг друга и он меня очень обижал смех , потому что не признавал.. Он был такой образованный, а я была такая простушка и всё ему отдавала. Это обычно не ценится смех. Это спектакль, который я проводила, как свою любовь. Я даже, когда вспоминаю, я почт плачу, потому что я любила свою Надю.
Да, я принесла книжку, в которой я пишу и про «Белый телефон» и про «Священные чудовища», которые мы играли с большим восторгом и Сашу Вилькина я так благодарю за то, что.. Что мы все обязаны приспособиться к нашей жизни, он всё-таки не стал приспосабливаться.
Вот он такой, какой он есть, только он ещё всем нужен, потому что он сохранил себя и он прекрасен. Вот сегодня день, я бы сказала, восторга и душевного очищения. За это я Юрочку очень благодарю. Взяв из рук камердинера письмо, он стал относить его от глаз; относил, относил, отнес, наконец, на всю руку, привстал, положил на пол, отодвинул подальше, вернулся в кресло и тогда уж разобрал подпись: "Граф Честан. Он погиб, этот щеголеватый и монументальный былой красавец, сердцеед и жуир XVIII века, на старости лет превратившийся в резонера, - самая, пожалуй, неожиданная и смешная роль в великолепном "Недоросле", поставленном когда-то в Театре сатиры А.
Ширвиндтом, - погиб вместе со спектаклем, придушенным тогдашними распорядителями культуры на пути от генеральной к премьере. А это была одна из лучших ролей Юрия Авшарова, которому в то время и сорока еще не исполнилось.
Спустя более чем двадцать лет, артисту уже не нужно - как это было тогда - припудривать сединою пламенно-черную свою шевелюру, играя Федора Тютчева в спектакле по пьесе М. Кругловой, им же и поставленном. Но монументальность, соединенная здесь с тонким, порой пронзительным психологизмом, та же. Как и молодая умная легкость, изящество и аристократизм, с которыми он ведет в Театре сатиры дуэт с обворожительной, как всегда, Верой Васильевой в "Священных чудовищах" Кокто режиссер А.
Все - то же, но приобрело со временем новую глубину, внутреннюю обеспеченность и крепость, как выдержанное вино. Вообще, со временем, с возрастом этот человек не столько меняется, утверждаясь и матерея, как иные, сколько разворачивается, легко и уверенно набирая поступательность в своем неторопливом движении. Будь он понеувереннее, послабее - был бы, может, и поизвестнее в "широких кругах", поскольку вынужден был бы спешить, "тусоваться", мелькать - одним словом, суетиться.
Но у него другие цели и интересы; ему важнее вместе со студентами-корейцами - фантастически талантливыми - сыграть в дипломном даже и не "своем", а молодого режиссера А. Левина спектакле. Сыграть Эдипа. И какой это Эдип! Чего стоят хотя бы громовые паузы, в которых несказанность этой трагедии трагедий сказывается порой больше, чем в словах. И что из того, что недавний спектакль этот исчез, едва успев родиться, ибо уехали выпускники, - он сыграл Эдипа, сделал, что хотел, что нужно было ему, артисту и воспитателю театральной молодежи.
Педагог он, что называется, Божьей милостью, одаренный, помимо прочего, умением увидеть в студенте, проявить и заставить работать те качества и возможности, о которых тот и не подозревает, и тем наметить ему верный путь, а может, и определить направление творческой судьбы.
Многие из известных ныне актеров вахтанговской школы, воспитанников Училища имени Щукина не пошедшего, кстати, за модой обзаводиться статусом "академии" - мелочь, казалось бы, а все равно приятно , прошли через его руки или, по крайней мере, испытали их формирующее прикосновение.
Почти все его училищные спектакли - по-моему значительные события в театре, их образы нисколько не тускнеют в памяти и через много лет - "Варвары" , могучий и плотный массив, полный напряжения скрученной пружины; "Прощай, оружие" - новеллистичное, графично-акварельное; "Пигмалион" , изысканное беззаботно-праздничное шоу- лоу; а потом угловатый, петрово-водкинского какого-то замеса, "фантастический реализм" Платонова "Высокое напряжение", ; а позже - сумрачная и будто со сверкающим кое-где металлическим отливом глыба "Генриха IV" ; а кроме того, вне училища, "Комедиант" Осборна и изумительные музыкальностью, юмором и щемящей правдой "Сказки Мельпомены" - созданная и поставленная им композиция по чеховским произведениям на тему о странном существе по имени актер Все это необычайно разнообразное, словно работали разные художники, в то же время складывается в один театр, театр Авшарова, характеристику которого я дать не берусь, но главную, на мой взгляд, черту могу определить от.
В эпоху, когда режиссер вовсе и не помышляет умирать в актере, а уж в авторе и подавно, но, напротив, предписывает обоим этим несчастным, будь они хоть трижды гении, умереть в его, режиссера, "видении" жизни, ибо автор - всего лишь "материал", а актер - только "краска", - и это считается нормальным и правильным, в такую эпоху художническая корректность в отношении к тексту и замыслу автора, благородное отвращение к привычке во что бы то ни стало приготовлять из автора блюдо, а значит, и соответственное уважение к актеру, ориентация на актера как главное на сцене лицо, - эти черты, которые я назвал бы сегодня эстетической порядочностью, обнаруживают свое высокое художественное значение и выглядят, к тому же, едва ли не подвигом - но не натужным, а увлекательным, как полет, и сулящим бесконечные горизонты.
Потому что честное внимание к автору говоря словами Пушкина , "благородная надежда открыть новые миры, стремясь по следам гения", - дает такую свободу, рядом с которой эгоцентрическое паразитирование режиссера на авторе и актере, даже самое затейливое, смотрится скудным плебейством.
Я не часто бываю сейчас в театре и за последние годы видел, пожалуй, лишь два подлинно свободных в этом смысле спектакля: гениального "Идиота" С.
Женовача и "Женитьбу" Авшарова, поставленную в Щукинском училище в году, - "Женитьбу", в которой был Гоголь, только Гоголь, ничего, кроме Гоголя, - разве только игрался он в основном на кабардинском языке, и это было упоительно смешно, глубоко, остроумно, полно выдумки и классически просто.
И что опять-таки из того, что спектакли, в большинстве дипломные, мелькнули - и нет; Авшаров создал их, сделал, что хотел, и движется дальше, к какой-то своей цели, следуя за никому не видной ариадниной нитью. Впрочем, она, может быть, виднее в его чтецких программах. Он -выдающийся чтец. Его "Маленькие трагедии" Пушкина - самое мощное и верное, самое сомасштабное автору в исполнительской Пушкиниане последних десятилетий. Его "Пророк" огромен, прост и метафизичен, такое в чтении стихов Пушкина бывает очень редко, если бывает.
Именно здесь, в чтении, где он сам - и актер, и режиссер, и материал, и орудие, - словом, полный хозяин, повинующийся только слову, только автору, - будь то Пушкин или Платонов "Возвращение" , Сервантес или "Про это", - именно здесь явственнее всего направление его движения, масштаб пространств, в которые его влечет, которые я назвал бы гомеровско-дантовскими и тяготение к которым отчасти предопределяет одинокую особость его фигуры и характер его неторопливой, но энергичной поступи.
Что он за человек?.. Что вы, да он не человек, он Восторг понятен. В творческом и жизненном поведении Юрия Авшарова просто и словно без усилий являет себя странный пример устойчивости в этом раздрызганном и шатающемся мире; пример того, что надежность, порядочность, рыцарственность, одним словом, человеческая подлинность могут быть сверх всего орудиями художества высокой пробы и что служенье муз, если оно честно, и в самом деле не терпит суеты.
Как сейчас помню… На меня Ю. Авшаров влиял всегда как-то необычайно сильно. Подозреваю, что не только на меня. Но в моём случае это было ощутимое воздействие старшего друга на судьбу младшего. Причём, на судьбу и актёрскую, и человеческую.
Мои первые впечатления от Авшарова отстоят теперь уже почти на четыре десятилетия. Большой, буйноволосый, тогда уже какой-то антично-вневременной, сверкая глазами, он втолковывал мне, что театр утрачивает свою первородную сущность: «Избыточная рассудочность осушает остроту эмоционального переживания!..
Я дрожал и обмирал от восторга. Моё пуританское воспитание, реализм, понятый исключительно как правдоподобие, вечная судорожная боязнь «наиграть» — всё это теперь виделось мне чем-то смешным и наивным. Его же самого в то время увлекали абсурдисты, особенно Пинтер Первое и главное моё ощущение от него — чувство постоянного перегрева.
Во всём. И в смысле климатическом, безусловно. Он стремительно перемещался по жизни с настежь распахнутым воротом, даже зимой, в самые лютые морозы. Ему всегда было жарко — и некогда. Всякий встречный как-то безошибочно угадывал в этом стремительном объекте некий скрытый термоядерный реактор, беспрерывно и стабильно вырабатывающий душевную энергию.
При этом он не только сам клокотал, но при этом беспрерывно «облучал» и других. К несомненному «чуду» Авшарова следует отнести способность активизировать дремлющие силы всех, кто когда-либо попадал в сферу этого его интенсивного «облучения». С тех пор так оно у нас и пошло. Всякую свою работу я первым делом проверял на нём, и не было для меня судьи взыскательнее и строже. Особенно связывало нас художественное слово. Тут артист сам отвечает за себя: выбирает материал, трактует его, находит сценический эквивалент.
Он же, в свою очередь, постоянно звал на прогоны, генеральные, премьеры своих работ — то в Щукинское, то в Славянский университет, то в концертные залы филармонии.
Гораздо реже — в «Сатиру». Её он как-то стеснялся. К тому же его опыты на малой сцене театра раздражающе контрастировали с генеральной линией прославленного производителя «вечной незамысловатой радости». Неутолённый творческий голод постоянно понуждал его браться за внеплановые, экспериментальные работы. Этот беспокойный, мятежный человек-творец-художник не мог равняться на что-то меньшее калибром, чем он сам. Но подобные амбиции всегда должны быть мощно подкреплены.
Масштаб размышлений о жизни исполнителя непременно должен дотягивать до масштаба автора. Авшаров в этом смысле — уникальный случай: ему-то эти величайшие вершины были и под стать, и по силам.
Мне посчастливилось участвовать в трёх его постановках: по Островскому, Пушкину и Чехову. В году к летию А. В г. Год проработал на Камчатке, потом вернулся в Москву.
Творческая карьера в столице для него началась с театра Сатиры, куда он пришел одновременно с Андреем Мироновым. Тогда в театре собрался очень сильный коллектив — как молодежи, так и старой гвардии. Однако Авшаров не потерялся среди столь ярких и талантливых личностей. С первых же ролей он запомнился московской публике. У него не было крупных, первостепенных образов, но он всегда мог вылепить из тех небольших ролей, которые играл, яркий и запоминающийся характер. Многие из таких ролей он играл в спектаклях режиссера Валентина Николаевича Плучека.
Юрий Авшаров всю творческую жизнь отдает Московскому академическому театру Сатиры. Будучи не только поклонником, но и знатоком наследия Михаила Чехова, Юрий Михайлович много лет с г. Творческая система Михаила Чехова — то, что позволяет профессору Авшарову каждое занятие со студентами Щукинского училища превратить в уникальный эксперимент со временем, реальностью и пространством. Юрий Авшаров» - Елена Никитан. Авшаров - народный артист России г.
Щукина и один курс в Международном славянском университете им. Державина, где заведует кафедрой мастерства актера. Актерские работы в спектаклях, ставших классикой советского театра :. Наташин - «Женский монастырь» В. Дыховичного, М. Слободского, режиссер В. Плучек Командор - «Дон Жуан , или любовь к геометрии» М. Фриша, режиссер В. Плучек Отец - «Затюканный апостол» А. Макаенка, режиссер Е.
Радомысленский Ляпкин - Тяпкин - «Ревизор» Н. Гоголя, режиссер В. Плучек Стародум - «Недоросль» Фонвизина, режиссер А. Ширвиндт Прохожий - «Вишневый сад»А. Чехова, режиссер В. Плучек Тарталья - «Ворон» Гоцци, режиссер А.
